глупо. Он не понимал, что случилось с Ниной. Он помнил, что порой подтрунивал над Долининой куда злее, и всё же Нина всегда спокойно и остроумно отвечала ему, а тут… Кажется, его слишком занесло. А главное, он вовсе не хотел этого. Наоборот, он даже где-то в глубине души надеялся, что, возможно, сегодняшний вечер положит начало новым, дружеским отношениям с Ниной. Володька кое-как пробормотал ещё несколько слов и, умолкнув, опустился на свой стул.
За Ниной ушла Валя, потом они обе снова появились за столом. Нина успокоилась, но в сторону Ребрикова больше не смотрела.
Вскоре все забыли о недавнем происшествии.
Потом пили за будущее, за счастливое окончание школы. Подняли бокалы за дружбу до конца жизни.
После ужина играли в «телефон», в «мнения», в «знаменитую личность».
Случилось так, что в завешенной шубами прихожей Ребриков на момент остался с глазу на глаз с Ниной.
Он быстро подошёл к девушке и, взяв за руку, не глядя на неё, сказал:
— Слушай, я не хотел этого, честное слово… Ты понимаешь, это так глупо вышло…
Но Нина вырвала руку, спрятала её за спину и, посмотрев на него в упор ненавидящим взглядом, выкрикнула:
— Уйди… сейчас же уйди, слышишь?! — и выбежала из прихожей.
Ребриков остался один, посмотрел в зеркало, увидел, какой он имел глупый и растерянный вид, безнадёжно, зло махнул рукой и отправился к остальным.
Возвращались домой все вместе в четвёртом часу. Было морозно. Как днём, шныряли машины. Многие окна ещё светились, на белых замёрзших стёклах лежали ажурные тени ёлок. По дороге навстречу то и дело попадались шумные подвыпившие компании.
Володька шёл сзади, разговаривал мало. Настроение было подавленное. Встреча Нового года, по его мнению, не удалась.
Проводив девушек, десятиклассники крепко пожали друг другу руки и разошлись по домам.
Наливки, приготовленные Владимиром Львовичем, пришлись по вкусу гостям. Особенно они нравились маленькому лысому актёру, который сидел по левую сторону хозяина и поочерёдно хвалил то кулинарное искусство Елены Андреевны, то чудесные, как говорил он, изумительные свойства наливок. Благодаря этим удивительным свойствам актёр совершенно не пьянел, хотя гладкая лысина его приобрела уже малиновый оттенок.
И Владимир Львович, увлечённый беседой со старым петербуржцем Александром Сергеевичем — так звали маленького актёра, — пил сегодня больше обычного и был в особенно приподнятом настроении.
Актёр без умолку болтал о привычках Шаляпина, о цыганах из «Самарканда», о загулах Куприна, шантане сада «Буфф» и прекрасных трюфелях, какие бывали только у «Кюба», о весёлых обедах в «Вене», о голосе Вяльцевой и вечерах на Стрелке. И Владимир Львович с удовольствием вспоминал все эти далёкие названия и знаменитые фамилии старого Петербурга, о многих из которых он, впрочем, в те годы, будучи студентом, знал только понаслышке.
Справа от него сидел Долинин. Владимир Львович познакомился с ним только сегодня, хотя много о нём слыхал. Борис Сергеевич считал себя другом и покровителем таланта старшего сына Ребриковых — Андрея.
В этот вечер он слегка шутил с эстрадной певицей Валентиной Аркадьевной Валянской, которую, несмотря на её сорокалетний возраст, солидный вид и немалую популярность, до сих пор все называли Валечкой, и пил только вино.
Владимир Львович любил эти компании. Ещё в молодые годы, дружа с входящим в славу дирижёром, он ходил с ним на шумные актёрские вечера и бывал там не лишним.
И теперь, когда дом наполнялся весёлой беззаботной молодёжью, Владимир Львович молодел и старался показать друзьям Андрея, что он вполне свой в их обществе. Он вспоминал спектакли и имена исполнителей, о которых многие присутствовавшие и понятия не имели.
Долинин впервые был в доме Ребриковых. Он пришёл с Нелли Ивановной. Правда, они собирались встречать Новый год в Доме учёных, но в последнюю минуту передумали и решили провести новогоднюю ночь с молодёжью. Долинин был приятно удивлён тем, что нашёл здесь несколько знакомых.
Нелли Ивановна весь вечер просидела с Андреем. Его пьесу приняли к постановке в театре, и Нелли Ивановна должна была играть в ней главную роль — Вали Лютиковой, простой девушки из парикмахерской, не пожалевшей себя для спасения чужого человека.
Нелли Ивановна плохо знала таких девушек, в кругу её многочисленных знакомых их не было, или она не замечала таких, она даже слабо верила, что они есть вообще, и роль пугала её своей неясностью.
Разговаривая с Андреем, она хотела побольше расспросить его о героине, узнать, где же встретить её, просить его познакомить хотя бы с одной из подобных девушек. Но Андрей на многие торопливые вопросы Нелли Ивановны, улыбаясь и немного рисуясь, отвечал короткими неясными фразами, вроде: «Они кругом… не знаю… там всё сказано… может быть, и так…», словно собственная пьеса уже теперь мало занимала его.
В ту ночь произносили много красивых и торжественных тостов. Пили за успех в новом году, за пьесу Андрея, за искусство вообще…
Маленький актёр поминутно брал гитару, которая лежала тут же рядом, на диване, и подзадоривал кого-нибудь из присутствующих весёлым куплетом с неизменным припевом: «Пей до дна… Пей до дна… Пей до дна…»
Затем кто-то имитировал знакомых всему городу людей. Валянская пела свой знаменитый «Караван».
Потом маленький актёр негромким голосом исполнял старинные романсы, и становилось так тихо, что был слышен ход ручных часов.
И каждый в это время думал только о своём, о чём-то тайном, только ему понятном. Сидели не шевелясь, молча, уставившись в одну точку. Когда актёр кончал петь, никто ему не аплодировал, и, казалось, звуки гитары ещё долго звучали в комнате.
И снова поднимали бокалы за счастье, за будущее, всем казалось, что именно этот год принесёт удачу, не хотелось думать о том, что в мире было слишком неспокойно.
Дверь Володьке открыла старая Аннушка, которая по случаю этого дня тоже выпила рюмку вина и теперь уверяла, что «еле ходит».
Маленький актёр весело пел:
Выпьем, выпьем — пока тут.
На том свете не дадут.
Ну, а если там дадут?
Выпьем там и выпьем тут.
И все смеялись и пили.
Володьку приняли радушно. Многие не раз с удовольствием наблюдали, как он забавно пародировал общих знакомых. И сейчас его потащили в комнату и просили изобразить популярного ленинградского дирижёра, которого он очень смешно копировал, и вообще показать своё искусство пародий.
Володька отказывался. У него и впрямь не было настроения для пародий. Но его просили, уговаривали. Он согласился и минут двадцать смешил всех.
Когда Володька, изображая всем известного профессора-лектора, повернулся к двери в
